Перевод колонки бывшего защитника хоккейного клуба «Сочи» Райана Уитни о жизни в России. Материал впервые опубликован на популярном североамериканском хоккейном сайте «The Players Tribune».
У меня была прическа «афро». Прямо как настоящая, из 1977 года. Кудрявая. Пышная. Никак не причешешь. Я не стригся шесть месяцев. Я выглядел, как настоящий ветеран войны.
И вот я сижу у парикмахера, смотрю на свое отражение в зеркале и вижу, что улыбаюсь как последний идиот. Парикмахер надел на меня передник, и начал спрашивать меня о спорте и всяких других вещах, а я просто сидел и хихикал от восторга. Я был невероятно счастлив.
Мастер спросил: «Бро, какого черта с тобой произошло?».
Все, что я мог сказать, это «…Россия».
Райан УИТНИ в борьбе с Павлом ДАЦЮКОМ (№13). Фото REUTERS
В 2013 году я знал, что моим лодыжкам пришел конец. Как и моей карьере в НХЛ. Мне посчастливилось заработать достаточно денег к тому моменту, и я мог спокойно уходить из хоккея. Но мне было всего 30. Несмотря на то, что я уже не мог выступать на уровне НХЛ, я по-прежнему хотел играть и знал, что могу поиграть в Европе.
Представьте себя на месте бухгалтера, IT-специалиста или кого-то в этом роде, в 30 лет. Большинство моих друзей «не хоккеистов» в этом возрасте только начинают добиваться успехов.
Для парней в моей ситуации — а таких огромное количество — есть два варианта:
1. Смириться с ситуацией, пойти куда-нибудь учиться или пойти на настоящую работу. Не играть же все время в гольф.
2. Собрать рюкзак и поехать играть за границу на несколько лет.
Если нет детей, второй вариант представляется идеальным. И вот я открыл Гугл и стал мечтать о всех тех прекрасных местах, куда могу отправиться, чтобы продолжить карьеру.
Швеция, Чехия, Швейцария. Альпы, мужики. Это было бы круто. Надо было выбирать этот вариант. Затем мне позвонил мой агент.
— Слушай, есть хорошее предложение из Сочи.
— Сочи … Типа где была Олимпиада?
— Да. Россия. КХЛ.
Длинная пауза.
— Россия?
— Россия.
— Хорошая команда?
— Не, не очень. Три победы в 16 матчах.
Длинная пауза.
— Россия?
— Россия.
Перед тем, как рассказать оставшуюся часть моей истории, стоит отметить, что я парень из Бостона, которому предстояло сесть на самолет и отправиться в совершенно удивительную поездку на другой край света.
Самолет приземлился в четыре часа утра. Я летел в Сочи из Бостона через Турцию. Голова болела. Глаза покраснели. Я был на взводе. На приеме багажа меня встречал парень с большой табличкой, прямо как в фильмах. Он почти не говорил по-английски.
Поймите, я не дурак. Я путешествовал и раньше. Но первая мысль по прибытии была: «Черт побери!» Почему буква «Н» так странно написана? И все на русском. Прямо реально все.
Тот парень отвез меня в мою новую квартиру. Нет ничего более волнующего и нервирующего, чем приезд в новый город, в новый дом. По пути я везде видел олимпийские кольца.
Мы приехали в большой комплекс, где были сотни свежепостроенных красивых домов. Прекрасные вымощенные улицы. Множество уличных фонарей. Но там не было людей. И машин не было. Вообще ничего не было.
Я спросил: «Подожди минутку, это ведь настоящая Олимпийская деревня?».
Что, конечно, круто, если забыть про то, что Олимпиада уже закончилась.
Водитель остановился около одного из зданий. Показал на него: «Сюда. Квартира».
Я вышел из машины и оглянулся. Все выглядело, словно я попал в зомбиапокалипсис, который пришел в студенческий городок. Зашел в квартиру — а там была лишь одна лампочка и кровать.
Водитель собрался уезжать и сказал: «10 часов утра. Больница. Медицинские тесты. Я вернусь. 10 утра».
Я лег на кровать, уставился в потолок и стал повторять: «Что ты наделал? Какого черта ты наделал?».
На следующее утро в десять часов, водитель вернулся и отвез меня в ближайшую больницу. Поездка слегка успокоила. Я говорил себе: «Все в порядке. Это будет весело. Новый опыт. Просто не заморачивайся. Найдешь себе друзей в команде, и все будет хорошо».
Когда я зашел в больницу, меня встретил следующий звук: «ААААА!».
Орал лежавший в приемной парень — он был в агонии. Специальной комнаты для экстренных случаев не было. Просто одна приемная на всех. У этого парня шла кровь из руки. А он просто сидел на стуле. Он держал полотенце над раной, и оно выглядело так, будто им пользовался Фетисов еще в 1980 году на Олимпиаде в ЛэйкПлэйсиде.
Я спросил у медсестры: «Мне сюда? Я в нужном месте?».
Ничего. Пустой взгляд. Никакого английского. Я присел. Что еще оставалось делать? Только ждать.
Потихоньку начал паниковать. Через час медсестра позвала меня: «Уитни».
Между тем, парень с раной продолжал сидеть, что, вероятно, было нехорошо, но что я мог поделать? Я зашел внутрь.
Несмотря на языковый барьер, мне удалось понять, чего от меня хотят. Стандартные процедуры. Пописать в баночку. Глубоко вздохнуть. Покашлять. Всякие такие вещи.
Затем медсестра собралась измерить мое давление, и в этот момент я взглянул на нее… Она курила сигарету.
Ничего не говоря. Обычное выражение лица. Измеряет давление. Смотрит мне в глаза. И курит сигарету.
В первый раз я столкнулся с настолько серьезной культурой курения. Когда я был молодым и только попал в НХЛ, постоянно слышал истории о игроках 70−80ых годов, куривших и евших чизбургеры в перерывах между периодами. Сейчас все по другому: новички появляются в тренировочных лагерях со своими собственными соковыжималками.
В России эпоха курения находится в самом расцвете. В самолете команды каждый из тренеров курил на протяжении всего полета.
А теперь минутку внимания. Вы, вероятно, уже решили, что я нетерпим к чужой культуре и не люблю Россию. Но, послушайте еще немного.
Попасть в НХЛ — то же самое, что попасть в сказку. Мечта становится явью но, к сожалению, ты принимаешь ее как должное. Не знаю, всех ли это коснулось, но меня точно. Я всегда буду жалеть об этом.
Любишь и ненавидишь одновременно. Все это начинает дурманить. Все чем-то недовольны. Даже суперзвезды. Даже парни, которые, как кажется, едят хоккей и дышат хоккеем.
Почему? Это как стокгольмский синдром. То, что тебе не нравится, объединяет с другими парнями. Затем, однажды просыпаешься — ты уже стар и все закончилось. Тебе не надо переживать. Просто пьешь кофе, заходишь в Твиттер и спокойно проводишь свой день. Это ужасно.
Поэтому, я бы не променял свою поездку в Россию ни на что. Потому что, когда я впервые зашел в раздевалку своего клуба, вот что увидел.
Шесть иностранцев сидели рядышком спина к спине. Двое финнов. Парнишка из Швеции. Вратарь из Чехии. Центрфорвард из Канады. И еще один американский защитник.
Помните сцену из «Братьев по оружию», когда там отправляют юнцов на фронт, а мимо проходят ветераны, которые уже два месяца живут в этом дерьме? Вот именно так выглядели эти парни.
Они были в полнейшем шоке. Лица белые как полотно. Ошеломленные. И тут я захожу и говорю: «Эй, что случилось, парни?».
На другом конце раздевалки все русские танцевали под какой-то техноремикс песни Барбары Стрейзанд. Я подумал: «Боже мой. Да. Я помню это. Я знаю эти страдания. Я вернулся, детка!».
Мы вышли на лед, и началось что-то невообразимое. Для всех парней, играющих в НХЛ, которые читают это, хочу сказать: вы не представляете, как вам повезло. Обычная тренировка в Сочи была тяжелее любого дня, который был у меня в тренировочном лагере в Северной Америке.
В России они катаются. Затем катаются еще. Ты просто умираешь. Валишься с ног. Тренер кричит. Смотришь на своего русского партнера по команде и спрашиваешь: «Что сказал тренер?».
Он отвечает: «Это разминка».
Чувствуешь, что нехорошо? Мышцы уже забиты? Забудь. Проще оторвать свою ногу, если хочешь уйти с тренировки. В дни, когда приятели из команды уходят с тренировки с повреждением, ты смотришь на них как герой Джека Николсона из «Сияния».
Один из помощников главного тренера, который был у нас, будто сошел с кадров кинолент восьмидесятых годов. Такой сумасшедший парень, будто он был из Красной Армии. Его фамилия была Кравец. Я не мог выговорить его имя, поэтому называл его просто «Ленни».
«Эй, что не так, Ленни?».
Я решил, что он не поймет этой шутки. И вот я прихожу как-то на тренировку, и он начинает звать меня «Обама».
«Катайся! Катайся, Обама, катайся!».
Я завалил упражнение, и он начал орать «Что ты, …, творишь, Обама?».
В половине случаев, я не имел ни малейшего понятия, какие упражнения мы должны были делать. Оставалось смириться с этим.
Я быстро понял, что в России не надо спрашивать «Почему?».
Я спрашивал у русских парней, которые говорили на английском: «Зачем мы делаем этого? Это же не имеет никакого смысла».
Ответ был всегда одинаковым. Легкое пожимание плечами, а затем: «Это Россия».
Языковой барьер делал все непреднамеренно веселым. В обычной раздевалке все орут и бесятся, прикалываются друг над другом. В России языковой барьер усложняет задачу, но все равно стараешься не отставать. До выхода на лед все, что ты можешь сделать, это орать «davay, davay» — что значит «вперед, парни» на русском.
Кравец был переводчиком для иностранцев, когда тренер разговаривал с командой. Много раз главный тренер срывался с катушек и орал на русском языке в течение минут десяти.
Каждые 30 секунд Кравец поворачивался к нам и говорил: «Проснитесь уже, …, вы играете ужасно».
Я еле сдерживался, чтобы не засмеяться во время каждого такого собрания. Много раз я говорил себе: «Хотелось бы, чтобы мои друзья увидели это, иначе они не поверят всем тем историям, которые я им расскажу, когда вернусь домой».
Думаете, преувеличиваю?
Однажды, когда я сидел на балконе моей квартиры, случилось это. Я понятия не имею, живы ли те парни, что были на воде. Просто обычный день в России.
Примечание sochiweb.ru: на видео — показательные учения МЧС в Имеретинской бухте, в ходе которых с самолета тушили условно загоревшийся катер.
Невероятный опыт. Даже не представляешь, когда играешь в НХЛ, что все может быть совсем по-другому. Банально, но когда сталкиваешься с новой культурой, то единственное, что можно сказать — Боже мой! Переворачивается с ног на голову не только карьера, но вся жизнь.
Забавный переворот: потому что «до» ты был в НХЛ, со всеми крутыми вещами и частными самолетами, но это все не настоящая жизнь. В конце своей карьеры, ты возвращаешься в самое начало — к тому, как было в университетской лиге или АХЛ, с длинными автобусными переездами и вонючими номерами в гостиницах.
Остальные иностранцы в ХК «Сочи» и даже пара русских парней стали моими «братьями по оружию». Мы все попали в одну переделку и просто не могли не стать хорошими приятелями. Мой партнер Кори Эммертон и его жена очень мне помогли. Они ходили со мной в продуктовый магазин и говорили мне: «Это вкусно. А вот это не стоит есть. Это что-то странное. Это тоже вроде странное, но можно подсесть на него».
Я словно вернулся во времена студенчества. В НХЛ парни тусят вместе на выездных сериях, особенно молодые парни, но совсем не так. У них есть девушки. Семьи. Есть чем заняться. В России мы все сидели на полу квартиры одного из нас, жевали резинку и смотрели фильмы через Нетфликс, обсуждая, насколько ужасной будет завтрашняя тренировка.
Скажу всем хоккеистам, кто собирается поехать играть за границу: стоит ехать только ради того, чтобы ощутить невероятное блаженство в те первые десять дней, как вернешься домой.
Сезон в КХЛ закончился в конце марта. Я приземлился в Бостоне в самый разгар снежной бури. Студенты бродили вокруг и ворчали что-то недовольным тоном. А я будто сошёл с ума от счастья.
Я выглядел как … знаете этот довольный смайлик с красными щечками?
Таким было мое лицо в течение десяти дней подряд. Я не мог перестать улыбаться. Я обращался ко всем, кого встречал на улице: «Привет! Какой замечательный день, не правда ли?».
Люди вокруг смотрели на меня как на сумасшедшего: «Что не так с этим парнем?».
Вещи, которые принимаешь как что-то будничное, казались чудом. Курица, пармезан. Боже мой! Куриные палочки. Молоко. Теплые, вкуснейшие сэндвичи на завтрак.
Но первым делом я постригся. Я сидел в кресле. Хихикал как душевнобольной. Мой парикмахер смотрел на меня.
— Что с тобой случилось, черт побери?
— Россия.
— Россия?
— Россия.
— И как тебе она?
— Это был ад. Мне понравилось.
Автор перевода Павел КЛИМОВИЦКИЙ